Поведение венгерской журналистки вызвало бурные дискуссии в СМИ и на просторах интернета. Журналистку обвиняли в расизме, в жестоком обращении с детьми, ей угрожали расправой. В Фейсбуке появилось огромное количество групп, посвященных осуждению и осмеянию действий Петры (например, «Стена позора Петры Ласло»). Были и те, кто придерживался диаметрально противоположной точки зрения. Некоторые пользователи сети посчитали, что Петра «помогла представителям правоохранительных органов задержать преступника» и потому заслуживает скорее награды, чем наказания.

Интересно, что с развитием событий все действующие лица истории неоднократно меняли маски. Осама Мошен — беженец, которого опрокинула Петра, — спустя некоторое время стал футбольным тренером испанской команды, затем был уволен из-за «трудностей с изучением языка», а еще несколько позже в сети появилась информация о том, что Осама Мошен причастен к деятельности террористических группировок. Сама Петра то через слово апеллирует к мнению мужа, то выступает в качестве «безработной матери-одиночки».

Если оставить в стороне правовой аспект ситуации и личность пострадавшего мигранта и анализировать действия Петры не с точки зрения ее гражданской позиции, а с точки зрения журналистской этики, то можно прийти к выводу, что ее поведение недопустимо и справедливо повлекло за собой негодование в профессиональном сообществе.

Через несколько дней после инцидента Петра дала интервью, в котором объяснила свой поступок страхом перед толпой имигрантов, однако стороннему наблюдателю женщина на видео едва ли покажется испуганной. Журналист, находясь в потенциально опасной обстановке, должен уметь хладнокровно выполнять свою работу, по возможности не вмешиваясь в течение событий. Венгерская прокуратура заявила, что не смогла обнаружить фактов, подтверждающих, что действия журналистки были мотивированы этнической принадлежностью мигрантов.

«Готовность к неожиданным профессиональным трудностям, к долгой, сложной, а иногда и опасной непривычной работе» Евгений Павлович Прохоров считает необходимым для журналиста качеством.

Ламберт Эдмон подчеркивает, что журналист должен действовать в соответствии с принципом гуманности, суть которого заключается в подчинении «естественным обязанностям». По мнению Ламберта, эти обязанности «требуют, чтобы журналист оказывал помощь тому, кто в ней нуждается. Подобным же образом журналист не должен наносить прямого намеренного вреда другим и должен предотвращать страдание, где это возможно»*.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что поведение Петры Ласло, чем бы оно ни было вызвано, не соответствовало требованиям журналистской этики и свидетельствовало о ее некомпетентности. С уверенностью сказать, что именно двигало венгерской журналисткой, невозможно, однако можно утверждать, что инцидент 2015 года безвозвратно лишил Петру Ласло возможности работать в журналистике.

Попав в больницу, Нелли Блай смогла выйти на свободу только через 10 ужасных дней. Ей казалось, что проникнуть туда будет сложнее, чем выбраться оттуда, но все оказалось наоборот. Позже она писала: «Сумасшедший дом на острове Блэквелл – это настоящая ловушка для людей. Туда легко войти, но оказавшись там, невозможно выйти».

Оказавшись на свободе, Блай написала шокирующее разоблачение, поразившее общественность. Лично столкнувшись с больной жестокостью персонала больницы, она четко задокументировала все ужасы, происходившие в стенах Блэквелла. Пациентов унижали, высмеивали, избивали, душили, насильно раздевали, заставляли мыться в ледяной воде, у них отбирали одежду и нижнее белье.

Регулярные избиения и унижения были далеко не единственной проблемой Блэквелла. Больница почти не финансировалась: денег не хватало ни на нормальную еду, ни на отопление, ни на теплые одеяла, ни на зарплаты профессиональным медицинским работникам. Пациенты Блэквелла мерзли, голодали, тяжело заболевали и подвергались жестоким наказаниям за любую, даже самую ничтожную жалобу. В психбольнице царила такая атмосфера ужаса, боли и страха, что, по мнению Нелли Блай, «легче было бы отправиться на виселицу, чем в это вместилище действительных ужасов».

Отдельного внимания заслуживало техническое оснащение больницы. В конце XIX века человечеству было известно великое множество автоматических механизмов, в том числе и механизм одновременного открывания дверей. До Блэквелла известия о нем не дошли: каждая дверь запиралась вручную на замок, что противоречило требованиям противопожарной безопасности.

Разоблачение Нелли Блай не осталось незамеченным — почти сразу же после публикации первой части ее книги «10 дней в сумасшедшем доме» разразился страшный скандал. Вся Америка только и говорила о больнице на острове Блэквилл. Государству пришлось отдать огромные деньги на благоустройство не только этой, но и других психиатрических лечебниц, в которых пациентам жилось ничуть не лучше. Её разоблачение принесло реальную пользу огромному количеству сумасшедших людей, обреченных на мучительную жизнь и скорую смерть в психбольницах.

Нелли Блай стала одной из первооткрывательниц подобного метода расследования — после его публикации многие журналисты решили последовать ее примеру. Тогда люди заговорили об этичности ее поступка. Согласно журналистской этике, информацию нельзя получать обманным путем, даже преследуя исключительно благие цели. Кроме того, нельзя сказать с абсолютной уверенностью, что руководило Нелли Блай — человеколюбие и гуманизм или тяга к известности.

Эта тема поднимается во втором сезоне сериала «Американская история ужасов», сюжет которого также разворачивался в психиатрической лечебнице. В центре повествования — амбициозная молодая журналистка Лана, решившая доказать миру, что женщина способна писать не только о кулинарии и уборке. Не стоит и говорить о том, что прототипом героини стала Нелли Блай — это очевидно. Лана, как и Блай, попадает в психбольницу, где подвергается постоянным издевательствам и собственными глазами наблюдает вопиющую несправедливость и жестокость. Чудом сбежав из больницы, Лана пишет роман, всколыхнувший весь мир. Роман, в котором больше выдумки, чем правды. Книга приносит ей ошеломительный успех, после чего Лана откладывает воспоминания о больнице в долгий ящик — деньги и слава получены, поэтому беспокоиться о жизни пациентов сумасшедшего дома больше не обязательно.

В 2007 году фотожурналистка Рене Си Баер стала обладательницей Пулитцеровской премии за фотосерию под названием "Mother's Journey". Журналистка на несколько месяцев стала наблюдателем картины, увидеть и почувствовать которую – самое страшное наказание на свете. Рене решила запечатлеть историю борьбы с раком одиннадцатилетнего мальчика по имени Дерек Медсен. Наверное, по задумке автора, это должна была получится жизнеутверждающая серия о победе над горем, болью и этой ужасной болезнью. Но судьба мальчика была решена иначе.

На фотографиях мы видим маму Дерека, Синди, которая, как и её сын, не хочет верить в роковой диагноз и продолжает бороться. Она, лишившись работы, тонущая в трагедии и эмоциях, тянущих её на дно, находит в себе силы жить и делать последние месяцы своего сына счастливыми. На всех фото они обязательно вместе, смотрят друг на друга с такой нежностью, которая, кажется, вот-вот вырвется наружу, чтобы сотворить чудо. Синди играет с сыном, учит его водить машину, ходит с ним на прогулки — казалось бы, простая жизнь обычной семьи. В мае 2006 года Дерек умирает у матери на руках.

Эта серия шокирует. Рене Си Баер показала в черно-белых снимках любовь, боль, желание жить и предательский удар смерти. Журналистка пытается передать всем на свете хотя бы осколки всех этих чувств. Может, чтобы обратить внимание на проблему, побудить людей сходить ко врачу и проверить здоровье своих близких или попытаться помочь тем, кто находится в похожей ситуации.

Однако эту серию невозможно проигнорировать и с этической точки зрения. Правильно ли показывать всему миру слезы матери, только что потерявшей ребенка? Или фотографировать почти не дышащего больного? Демонстрировать похороны того, чей смех совсем недавно утих? Его боль, операции, терапия – всё это тоже было в серии.

Как пишет Е. Прохоров, простор для подлинной свободной деятельности открывается в творческом использовании знания законов действительности для понимания и оценки её явлений, выработки способов действия для достижения идеалов «истины, добра и справедливости». (стр. 154).

Рене Си Баер почти каждый год получает награды за свои фотографии. Но все её работы объединяет одно – зритель не может остаться в стороне. Нам хочется подать руку помощи, принять часть удара на себя, мы переживаем за героев её фотографий так, будто на снимках оказались мы сами. Фотожурналистка старается затронуть чувства каждого, чтобы люди не оставались в стороне от проблемы. А разве не в этом задача журналиста?

В 2010 году студентки факультета журналистики МГУ выпустили эротический календарь в подарок Владимиру Путину, тогда — премьер-министру России. На нем двенадцать девушек позировали в нижнем белье, каждая из фотографий была подписана именем студентки, сопроводительным слоганом (например, «Леса потушили, а я все еще горю»), были указаны курс и факультет.

Первой о календаре, выпущенном тиражом 50 тысяч экземпляров, сообщила Кристина Потупчик, пресс-секретарь движения «Наши». История была подхвачена СМИ, и вскоре в их заголовках запестрело: «Студентки журфака разделись для Владимира Путина».

Декан факультета журналистики, Елена Леонидовна Вартанова, дала комментарий по этому поводу, в котором сообщила, что каждый имеет право поздравить высокопоставленного чиновника, однако использование имени факультета журналистики было некорректным.

На следующий же день их сокурсницы выпустили альтернативный календарь — ответ первому. На нем девушки позировали с заклеенными скотчем ртами. В сопроводительных слоганах звучали острые на тот момент вопросы: «Когда будет следующий теракт?», «Сколько еще будет сидеть Ходорковскиий?» и т.п. Каждая фотография также была сопровождена именем девушки и номером её курса.

В СМИ этот календарь освещался меньше. Возможно, и потому, что сам календарь был выпущен только в электронной версии, стартовав с блога одной из участниц. О нем написали основные издания, освещавшие выход первого календаря, среди которых и такие как лента-ру и РБК. Информация на них, впрочем, не всегда была полной. Например, если фотографии первого календаря РБК на своем сайте разместил полностью, то из второго он исключил лист со слоганом «Кто убил Анну Политковскую».

В своем интервью одна из участниц этого календаря, Елизавета Меньщикова, сообщила, что их проект не был задуман как политический протест. Его целью было «показать, что есть и другой журфак».

Вопрос корпоративной этики в обоих этих случаях, как минимум, дискуссионный. При создании обоих календарей девушки использовали имя факультета и привязали его к основной своей идее, к слоганам, тем самым выступив с этими идеями от сообщества своих коллег. Более того, в первом календаре была в большей степени задета нравственная позиция (судя по откликам, появившимся в сети, в которых комментаторы посчитали новое поколение журналисток вульгарными и готовыми «разоблачиться и лечь под власть»). Во втором на первый план выступила политика; оценивая его, нельзя забывать, что факультет журналистики – государственная организация, а потому обязана руководствоваться некими дополнительными рамками в своем поведении. И выход за эти рамки, очевидно, должен быть согласован с руководством факультета, если используется его бренд.

В этическом кодексе факультета журналистики формулировки достаточно общие, и глубина их понимания зависит только от личной нравственной позиции человека. Из всех пунктов имеет смысл выделить два:

Для того, чтобы оценить, насколько они близки современным молодым журналистам и как оценивают сегодня календари девушек, мы провели небольшой опрос. Респондентами стали учащиеся и сотрудники факультета журналистики МГУ. Им предложили посмотреть на оба календаря (из каждого было выбрано по одному листу), после чего им было задано три вопроса к каждому из них: «Видели ли Вы этот календарь до этого опроса?», «Как Вы оцениваете его с точки зрения корпоративной этики?», «Согласились бы Вы принять участие в подобном проекте?».

В опросе приняли участие 104 человека в возрасте от 17 до 27 лет. Большая часть респондентов – женщины (94,2 %). Только 5,8% опрошенных никак не были связаны с журналистикой.

Первым был показан эротический календарь. По результатам опроса «совершенно не допустимым» использование бренда «факультет журналистики МГУ» считают 53,8 % респондентов. Еще 20,2% отметили, что их не волнует использование бренда в данном проекте. 15,4% сочли использование бренда допустимым, а 9,6% отметили свое непонимание причины вопроса (вариант «а что здесь такого?»). В графу другое попал ответ «не решила еще для себя».

Несмотря на разницу восприятия календаря, не согласилось бы в нем участвовать абсолютное большинство (72,1 %), остальные разделились между ответом "Возможно" (17,3%) и согласием (10,6%).

Второй календарь в восприятии респондентов оказался более спорным. 34,6% опрошенных отметили, что девушки были абсолютно правы, предоставив альтернативу первому календарю с использованием бренда. По решению 21,2% респондентов девушки не имели права использовать бренд в любом случае. 20,2% признали, что альтернатива первому календарю была нужна, однако сами слоганы оказываются спорными с точки зрения корпоративной этики. 17,3% остались равнодушны к привязке имени факультета к проекту. В графу "Другое" попал один ответ, в котором респондент признавал необходимость такого проекта, но только после согласования с руководством факультета.

46,2% опрошенных не захотели бы принять участие в подобном проекте, 28,8%, возможно, приняли бы участие и 25% хотели бы принять участие.

При сравнении результатов можно выявить любопытную вещь: если первый календарь вызвал достаточно однозначную реакцию, с четко выявляемым большинством, то реакция на второй календарь была крайне смешанной. Если складывать цифры, то можно сказать, что большинство признало альтернативу необходимой. Однако многие тут же оговорили необходимость либо замены вопросов-слоганов, либо согласования проекта с руководством факультета. В то же время 34% опрошенных признали подобное использование бренда абсолютно правильным. Все они при просмотре первого календаря продемонстрировали яркую негативную реакцию. Из чего можно сделать вывод, что часть респондентов поведенчески, на подсознательном уровне, считает возможным повторное нарушение правил корпоративной этики, если оно используется как ответ на предыдущее и осуществляется ради восстановления репутации организации и их самих как части этой организации.

Это в какой-то мере отвечает мысли Е.П. Прохорова, высказанной им в его учебнике: (с.355) «вступая в уже сложившийся редакционный коллектив с проявившимся направлением и характером реализации редакционной политики, журналист становится составной частью этого коллектива и принимает на себя соответствующую долю ответственности за ее проведение». Перенести эту мысль с редакции на организацию достаточно просто, суть ее от этого не изменится. Именно это говорится и в этическом кодексе факультета, приведенном выше. Однако ни в одном из документов не были прописаны методы и приемы, которыми можно и нельзя пользоваться (в том числе потому, что их описание невозможно: этические нормы зависимы от ситуации), что и дает пространство для ошибки. Ведь любое этическое решение зависит только от уровня морального сознания и понимания нравственных ценностей конкретного человека.

Именно поэтому, возможно, оказалось так много ответов людей, не увидевших ничего недопустимого в использовании имени факультета журналистики МГУ в коммерческом проекте и в остром политическом проекте без согласования с его руководством.